|
|
An Online Anthology of Contemporary Irish Poetry in Russian Translation Современная ирландская поэзия в русском переводе Paula Meehan Пола
Миэн
Женщина в сетях интернета Она глядит на меня, как и на каждого «посетителя», своми странными миндалевидными глазами. Мне кажется, она сейчас скажет: спаси, спаси меня! Но единственное, что я могу сделать, это обследовать вэбсайт Asiatic Babe Cutie Triple XXX Sexpot. И все же я не могу с этим смириться. Ее образ преследует меня день-деньской, он неотступен, в каком бы я ни была углу моей одинокой комнаты. В самый холодный час зимней ночи я укладываю эту женщину на душистое ложе сухой травы лугов, усеянной цветами, смываю с бледного красивого лица следы невзгод, судьбы жестокой, и перед очагом обуздываю внутренний свой пламень корить незримого Небесного Отца, что никого не спас и не любил настолько, чтоб мы могли избавиться от призраков болезненного детства, из виртуальных зачарованных лесов уйти, освободиться. Впервые опубликовано в "Журнале ПОэтов" № 7(19), 2005 Молли Малоун* Из глубин истории – песня, имя, жизнь. Мы извлекаем это из хлама, обрывков и ошметков, выброшенных за ненадобностью, мы складываем части мозаики. «Она умерла от лихорадки». Побуждение, то самое, что заставляет сложить вместе осколки разбитой статуи, сложить то, что осталось: песню, имя и брызги моря, соленые как кровь, как слезы, в которые ее вогнали люди. Теперь, изваянная в бронзе, она без боли смотрит на сограждан, что превозносят ее и даже взметнули на пьедестал, хоть глаза их слепы, как ее бронзовые глаза, и не замечают ее многочисленных детей. ______ * Персонаж известной ирландской народной песни, торговка рыбой. Бегство Он до такой степени ушел в себя, что я не смогла его дозваться. Я все подготовила для нашего бегства, а он даже не шевельнул пальцем. Так и сидел уже который день у себя в комнате, рылся в рукописях или раскладывал семейные фотографии строго в хронологическом порядке. Я заклинала его поторопиться – наконец-то ожидались безлунные ночи, надо было две ночи идти через лес. Недавно в нашем квартале были солдаты. Я вздрагивала от каждого стука в дверь, от топота сапог на соседних лестницах. Друзья советовали не терять времени – многих с нашей улицы уже забрали в тюрьму. Его глаза горели как двойное Солнце. Молчанием он ответил на мои мольбы. Я упаковала смену белья, половину оставшейся еды, кольцо моей матери, чтобы потом сменять его на съестное. Документы с виду были в порядке. Я уходила не ради себя – я носила во чреве новую жизнь. У самой границы я вспомнила, как в последнее утро он стоял у окна и наблюдал торжественный проход Солнца по улице, в глазах его отражался парад облаков. На нем была черная рубашка, которую я расшила звездами, и он не сказал ничего. Ничего! Вот проводник подтолкнул меня вперед. Между двумя вспышками прожектора Я под покровом тьмы легко проскользнула в иную страну. Вид из-под стола Был самым лучшим видом, а стол бы меня прикрыл, если б вдруг упало небо. Мир окаймляла красная плюшевая бахрома. Какие бы сцены ни разыгрывались в комнате, скатерть была занавесом, а я – аудиторией. Вот я смеюсь. Плачу. Я была ребенком. Что я понимала тогда? Только то, что луна – фарфоровый шар, подвешенный на медной цепочке. Ах, то была совсем не луна. Луну я любила. Крышей мне служила дубовая столешница, и под столом никто меня не замечал. Бабушка замечала. Выходи, говорила она. Выходи. И я оказывалась у нее на коленях, Вдыхала запах кухни и засыпала. Она убаюкивала меня. Пела мне колыбельную. Не было никого добрее ее. Что с тобой, детка? Я никогда ей не рассказывала. Ни слова не срывалось с моих уст. Тени, говорила я. Не люблю теней. Они хотят меня схватить. Там, на лестнице, за углом, на лестничной площадке. За шкафом. В холодильнике, белые призраки. Черные призраки в угольном погребе. Голодные призраки в хлебнице. Где-то далеко – моя мать. Сердитое лицо под дождем. Помнится, молодое лицо. Зачем все это было – выговоры, ремень, тумаки? Зачем мне теперь ей писать? Наверное, ей было грустно. Одиноко. Дисциплина. Наказание. Я подставляю под удар свои четырехлетние руки. Минута, когда я стала поэтом Кэй Форан выдалась в 1963 году, когда мисс Шэннон похлопала по тряпке, висевшей на крючке под классной доской, и, полускрытая облачком меловой пыли, сказала: «Учите уроки, девочки, или, запомните мои слова, вы окончите свой век на швейной фабрике». Неважно, что матери нескольких девочек как раз и работали на швейной фабрике, и даже моя собственная тетя, и многие соседки; дело было в том, что эти слова – «окончите свой век» – лишили труд присущего ему достоинства. Конечно, тогда я этого не понимала, не знала даже этих слов – «труд», «достоинство», – все эти мысли оформились позже, обрели смысл со временем. Возможно, учительница даже была права, никто не знает этого лучше, чем я сама. Однако я увидела их, матерей, теток и соседок, связанных, как цыплята на конвейерной ленте, опутанных нитками, как пучки шалфея и лука, которыми моя бабушка набивала птичьи чучела. Слова могут раздеть человека, ощипать его, лишить переливающихся павлиньих перьев. Поезд на Дублин Я кладу голову на колени Ахматовой, всхлипываю как младенец; большой палец у меня во рту. Она поет мне колыбельную, успокаивает во тьме. Матерь моего духа, моя наставница, жена сладчайшая, источающая ароматы мяты и яблок. Я кладу голову на колени Ахматовой и засыпаю. Поздним вечером поезд придет в столицу. Я найду своего целителя. Я кладу голову на колени Ахматовой. На заре рыжая лиса пробежала мимо моей калитки, ласточки вернулись в Эшлин, ива вздрогнула, когда я уходила из дому. Я взяла свои стихи и паспорт; золотая сережка моей сестры у меня в ухе. Я вышла навстречу судьбе, ощущая спиною свою одежду. Я кладу голову на колени Ахматовой и всхлипываю, провожая себя в сон. Во мне созреет песня; корона света и твое лицо придут ко мне из моего сна. Я кладу голову на колени Ахматовой. Сказка Юноша влюбился в Истину и искал ее по всему свету. Нашел он ее в лачуге, на поляне посреди леса. Истина оказалась сгорбленной старухой. Юноша клянется отныне служить ей – рубить дрова, носить воду, собирать корни, листья, ветви, яблоневый цвет и самые разные семена, что могут ей пригодиться. Проходят годы. В один прекрасный день юноша, который уже давно не юноша, просыпается с мыслью, что неплохо бы завести потомство. Он просит старуху освободить его от его же собственного обещания и отпустить в мир. «Да пожалуйста, – отвечает она. – Но вот мое условие: ты должен говорить всем, что я молода, и более того, что я красавица». Впервые опубликовано в журнале "Окно" № 8 (11), 2011 Перевод с английского Анатолия Кудрявицкого Пола Миэн родилась
в 1955 году в
Дублине. Поступив в Тринити Колледж, она окончила факультет английского
языка и литературы, а потом преподавала там эти предметы. Также
преподавала в США. В 1984 году вышла первая книга ее стихов
«Вернись и не вини», в 1986 году – вторая книга «Читая небеса». Далее
последовали книги: «Человек, отмеченный зимою» (1991), «Задушевные
разговоры» (1994) и «Дхармакайя» (2000).
© Анатолий Кудрявицкий, 2005 - перевод Все права защищены. Перепечатка без разрешения правообладателя будет преследоваться по закону. За разрешением обращаться: akudryavitsky[at]hotmail.com
|
